Холм на дне океана. Часть 2
Apr. 29th, 2008 11:44 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
silver_mewЧасть 1.
Мастера Хала я нашёл в кухне: он сидел, сплетя руки и опустив на них голову. Я остановился в дверях – уж очень странно он выглядел. Но он сам заметил меня, и сделал приглашающий жест.
– Тим, – сказал он мне, рассеянно глядя в окно. – Как продвигается твоё изучение моей библиотеки?
– Более или менее, – ответил я, – а что?
– Ты можешь себе представить, сколько людей жило в том мире?
– Миллионы, – сказал я. – Впрочем, вы правы, мастер, представить этого я не в силах. В нашей деревне не больше четырёхсот человек, всех я знаю в лицо и почти всех – по имени. Мне не вообразить и сотни тысяч.
– Миллионы, – повторил он, болезненно кривясь. – Тим, а я-то думал, что преодолел на сегодняшний день все мыслимые и немыслимые соблазны. Решение кажется очевидным, но вот беда…
Мастер Хал рассмеялся, а я смотрел на него с возрастающей тревогой. Уж не пьян ли он?
Но тут он посмотрел на меня и мгновенно стал прежним собой.
– Что случилось, Тим?
Я рассказал ему – в конце концов, я ведь не давал Кити слова хранить тайну.
– Им есть куда идти, мастер? – спросил я с отчаянием, – Хоть куда-нибудь?
Он покачал головой, опять впадая в рассеянную задумчивость.
– Я... не знаю, Тим. Я не знаю. Но одних их отпускать нельзя. Подожди, дай мне немного времени. Надо решить, что делать.
Думал мастер Хал не меньше получаса: тени от ножек стола протянулись к углу кухни.
Я вздрогнул, когда он наконец поднял голову.
– Ты пойдёшь с ними, Тим.
…
– Я пойду с вами, Кити. У мастера Хала есть пара старых карт, и с их помощью мы попробуем найти несколько мест, которые в принципе могли сохраниться, и где люди способны выжить. Даже если эти места были пусты триста лет назад – сейчас там может быть жизнь.
(Нет худа без добра, Тим, – сказал мастер, – вот ты и проверишь, не накопили ли старые источники за истекшие годы хоть сколько-нибудь жизненных сил. Я-то всё собирался, но никак не мог оставить нашу деревню…)
На удивление, Кити не спорила. Тео так и вовсе, шумно обрадовался, долго хлопал меня по плечу и говорил, что знал, что на меня можно положиться. Мы долго рассматривали старые, истёртые бумаги, сталкиваясь при этом лбами. Маршрут был прост: на юго-восток, вдоль берега моря, до края залива. Там стоял первый крест – возможная цель нашего пути. Потом, если там пусто – круто на север, с ориентирами будет похуже, но мы должны справиться. Потом, если и вторая цель мертва, мы повернём на запад, и вернёмся в деревню.
Мы с Тео отправимся, не таясь, по заданию мастера Хала и с разрешения нашего деревенского старосты. Кити сбежит из дома, но, в случае нашего возвращения, у них с Тео будет шанс: мастер Хал поговорит с её родителями.
Кроме карт, у меня было ещё кое-что: шар мутного белого стекла, который следовало, по словам мастера, использовать при необходимости. Там находился заботливо собранный по крохам запас энергии, приберегаемый моим учителем на самый крайний случай. Этого запаса должно было хватить на пару серьёзных магических воздействий. Кити и Тео я, разумеется, об этом не сказал ни слова.
Мы вышли на рассвете, Тео и я. Нас провожало на удивление много народу, и староста даже сказал что-то вроде речи о двух смельчаках, шагающих в неведомое. Мама плакала. Впрочем, я вернусь в любом случае. Тео смотрел на свою маму (она тоже плакала) с тоской – ведь он мог и не вернуться.
За гребнем холма к нам присоединилась Кити.
Что можно сказать о дороге по выжженной земле? Она скучна, трудна и кажется бесконечной. Жирный пепел покрыл нас с ног до головы в первые же часы пути. Здесь даже дожди не шли. Небо, белёсо-голубое, выцветшее, накрывало пустыню, где вместо песка были зола и пепел, словно опрокинутая чашка – тарелку. И мы тащились по этой тарелке, словно три глупые мухи.
Тео шутил и смеялся, пока не выдохся, а когда он выдохся, шутить начал я. Кити держалась молодцом и прилежно смеялась нашим шуткам.
Потом солнце пересекло чашку неба с востока на запад и утонуло за горизонтом, а мы повалились спать, проглотив что-то из наших мешков.
Потом был ещё один день – он отличался от предыдущего только тем, что в полдень мы дошли до моря и повернули на восток. Море было таким же мёртвым, как суша. Серо-зелёная вода мерно билась в изрезанную щелями землю. У берега копоти не было – её смыли приливы и шторма. Спекшаяся, стеклисто-чёрная поверхность сияла под солнцем.
Идти по такой земле было немного легче. Совсем немного. Шум мёртвых волн сводил с ума, и мы трещали без умолку. Загадывали друг другу загадки, спели все известные нам песни и на ходу сочинили парочку новых. Зелёные глаза Кити сияли, и я с удивлением поймал себя на том, что почти счастлив.
Ночь мы провели почти без сна: спать под шорох моря было невозможно. Трудно объяснить, что в нём было такого, но он не имел ничего общего с пением живого моря, которое рождается при его соприкосновении с живой землёй. Это был словно голос самой смерти, и мы, не сговариваясь, поднялись и отправились в путь задолго до рассвета.
– Я так рада, что ты здесь с нами, Тим, – сказала мне Кити после того, как мы тронулись. Перед словами "с нами" она сделала маленькую паузу. Совсем незаметную. Так, словно хотела сказать "со мной".
Тео шёл далеко впереди.
В моей сумке нашлось яблоко, чуть сморщившееся от долгого пути. Я надкусил его и передал ей. Она заулыбалась, широко, как в детстве, откусила и вернула мне. Мы передавали яблоко друг другу до тех пор, пока от него не остался маленький огрызок, который я не смог выбросить – сунул в карман куртки.
…
Мы стояли на том месте, которое было обозначено на карте крестом. Здесь был холм, похожий на холм мастера Хала – просто земля, поросшая травой. Над травой кружились мухи. Из-под холма пробивался родник, и утекал куда-то к морю, теряясь в мёртвой пустоши. Ни кустов. Ни птиц. Пятачок жизни в стране смерти.
Хорошее место для того, чтобы передохнуть – но оставаться жить тут было нельзя. Здешней земли не хватит даже на то, чтобы вспахать поле.
Мы разбрелись по этому холмику в разные стороны – даже просто походить по траве было приятно. Я лёг, раскинув руки, глядя в небо – кажется, оно тут было не таким белёсым, как везде.
Потом мы устроились на ночлег. Разжечь костёр было здесь не из чего, и есть было нечего, кроме того, что мы принесли с собой. Зато хоть можно было вдосталь напиться.
Ночью я проснулся от всхлипываний – Кити плакала, закрыв руками лицо.
Утром мы собрались идти дальше. Перед уходом я посадил яблочный огрызок в ямку и тщательно полил его. Может, ещё через триста лет…
До следующего креста на карте было не больше трёх дней пути. Но теперь моя уверенность в наших силах серьёзно пошатнулась. Да, жизнь возрождалась. Но что это была за жизнь! Родники, бьющие со дна океана, могут помочь паре стаек рыб существовать в глубоких впадинах, но за пределами этих впадин океан остаётся высохшим.
И мы были сейчас тремя сумасшедшими рыбами, пересекающими высохшее океанское дно. Если Кити и Тео не знали, отчего им так трудно, то я – знал. Я чувствовал, как ветер пустошей с каждым шагом сдирает с меня мой кокон. Кожа высыхала, глаза слезились. В ушах исподволь нарастал тонкий, комариный звон.
Тем вечером я отошёл подальше от места ночёвки, и связался с мастером Халом. На нашем холме, в нашем доме, мы с ним не один раз проделывали это: маны на сеанс связи для двух неплохих магов требовалось не так много, и она быстро восстанавливалась – дрожащие руки и полдня головной боли не в счёт. Здесь же я взял немного накопленного запаса из шара – не больше одной пятой. Как и было условлено. Второй раз я должен буду связаться из второй цели нашего путешествия. Третьего раза не будет.
– Берегите девочку, – выслушав меня, сказал мастер. – Ей гораздо труднее, чем вам с Тео, она слабенький маг.
Утром я отвёл Тео в сторону и велел ему присматривать за Кити. Мне хотелось стукнуть самого себя по голове – как я раньше не догадался. Кити похудела и осунулась, больше не пела, и нам с Тео с трудом удавалось уговорить её хотя бы выпить воды.
Но мы шли. Следующей ночью Тео стонал во сне, выкрикивая незнакомые слова странного языка, а Кити опять плакала.
Но мы шли.
…
Здесь было больше места – гораздо больше. И были деревья. И птицы. Груда камней, удивительно светлого, белого цвета, когда-то была величественным зданием с колоннами. Мрамор – всплыло слово из прочитанных книг. Это же мрамор.
Здесь легко дышалось, и серым щекам Кити на глазах возвращалась краска.
Ни одного животного, ни одного человека. Ну и что с того? Тут тек глубокий ручей, почти река – на ней можно поставить мельницу. Сюда можно будет со временем уговорить переселиться с десяток молодых семей из нашей деревни – и деревень будет две.
Две соседних лужи на дне океана? – сказал в моей голове голос мастера Хала. Я отмахнулся – не хотелось омрачать радость находки.
Вечером мы жгли костёр, и Тео смотрел на Кити долгим взглядом, и в этом взгляде читалось новое чувство, которого не было прежде. Чувство собственности.
Я отошёл, и, взяв в ладони шар, мысленно позвал мастера Хала. Я сказал ему, что Кити и Тео остаются, а я завтра отправляюсь домой.
Радость в моей душе скукожилась и умерла – наверное, я всю её оставил у костра, трещавшего за спиной.
Ответ мастера был коротким и донельзя меня озадачившим:
– Положи шар на землю и отойди на десять шагов.
Я послушался. С минуту ничего не происходило, а потом шар с мягким треском раскрылся, как цветок, и вспыхнул так, что я на секунду ослеп.
От костра донёсся смех – они ничего не заметили, может, смотрели в другую сторону, а может, вспышка показалась яркой только для моих привыкших к темноте глаз.
Когда я проморгался, я увидел, что мастер стоит передо мной. Очень бледный, но – здесь, передо мной.
И я понял, что сейчас он скажет что-то, что во второй раз перевернёт мой мир. Потому что выпить до дна весь запас маны из матового шара и израсходовать до опасного предела свой собственный только для того, чтобы пожелать ребятам, Кити и Тео, счастья – мастер Хал не мог.
Но он сказал всего лишь:
– Пойдём, погуляем, Тим.
– Они заметят, что меня долго нет, – возразил я.
Мастер, не поворачиваясь к костру, повёл ладонью. Голос Тео оборвался. Я вздрогнул.
– Они уснули, – пояснил мастер. – Их просто сморило: долгий и утомительный выдался день.
Он привёл меня к мраморным развалинам, и присел на одну из поваленных колонн, жестом указав на вторую. Несколько минут мы молчали. Я слушал тишину – живую тишину, впервые за столько дней. Плеск воды. Шелест листьев и перекликающихся птиц.
– Здесь был храм, Тим, – неожиданно сказал мастер Хал. – Храм существа, суть которого была – творить добро. Храм любви и счастья.
– И что с ним стало? – спросил я.
Мастер пожал плечами.
– Возможно, она умерла в первые же минуты после катастрофы. Возможно, заснула в ожидании более благословенных времён. А может, покинула наш мир.
Я вдохнул побольше воздуху, и как мог спокойно сказал:
– Я слушаю вас, мастер.
Он улыбнулся:
– Тим, мальчик мой... Впервые за триста лет у меня появился настоящий ученик, и вот – не прошло и шести лет, как он завершает своё обучение. Потому что сегодня я буду говорить с тобой, как с равным. Мне нужен совет, а, кроме тебя, советоваться мне не с кем.
Я не узнавал его – я привык к нему другому, уравновешенному и спокойному. Мудрому. Всезнающему.
– Сейчас у костра в пяти десятках шагов от нас сидят твоя любимая девушка (я даже не вздрогнул – можно подумать, я не знал, что он видит меня насквозь), и твой лучший друг. Твой единственный друг. А ещё у этого костра сидит шанс для всех нас. Шанс возрождения этого мира, Тим.
Я задохнулся. Я ещё не понимал, но уже чувствовал, что сейчас будет сказано непоправимое.
– У Тео, – голос мастера звучал с нежностью,– редкий дар. Редчайший. Не мне и не тебе чета, Тим! Родись он в моё время – он бы потрясал континентами. Впрочем, очень многие из жителей нашей несчастной деревушки за пояс бы заткнули величайших магов умершего мира. Естественный отбор, ты помнишь? Но важно не это… Важно то, что Тео может закрыть дыру в мироздании. Прореху, сквозь которую вытекают последние капли маны. Заткнуть. Более того, стать новым источником жизненной силы. Ты понимаешь, Тим?
– Как? – спросил я. Мысли путались.
– Не так уж важно, как, – сказал он. – Способ довольно прост. Имея источник такой силы, и – он на миг задумался, подбирая слово, – характера, зарастить прореху немногим сложнее, чем зашить штаны. Оживить не пару акров, как смог бы ты, Тим, и не двадцать, что под силу мне. Весь мир.
Теперь я понял, да. Всё и сразу.
– Ценой его жизни, да, мастер?
– Ценой его жизни, Тим. Всего-навсего. Согласись, это просто грош в сравнении с жизнью целого мира.
Я обхватил голову руками.
Кити.
Мир, полный магии и света.
Кити.
Тео.
Океан, заполненный водой до краёв.
Кити.
– Дай мне совет, Тим!
Я заплакал. Это нечестно, так нельзя. Это просто нечестно. Если бы он предложил мне отдать мою жизнь! Ну, чего она стоит сейчас? Но Тео...
Сказать ему? Заставить выбирать?
Я знал, что он согласится. Пусть не сразу – ведь ему надо столько объяснять, про магию и ману, про войну и дыру в мироздании… Но он согласился бы...
Как согласился бы я.
– Это… больно? – спросил я, чувствуя, насколько глупо и беспомощно звучит этот вопрос.
– Нет, – сказал мастер. – Совсем нет. Его даже не нужно будет будить: я могу начать всё прямо сейчас, пока он спит.
– И он не узнает? – мне хотелось кричать, но я почти шептал.
– По-моему, так будет лучше, – ещё тише, чем я, ответил мастер. – Тебе не кажется, что умереть во сне, не зная, что умираешь… проще, чем отдать жизнь за мир, в котором тебя не будет?
– Вы всё… всё рассчитали заранее, – сказал я почти с ненавистью.
Мастер Хал повернулся ко мне и взял меня за плечи.
– Именно так, – сказал он. – Но. Если ты сейчас скажешь мне «нет», ничего не произойдёт. Мы с тобой немедленно отправимся назад, твои друзья будут счастливы, а наш мир продолжит медленно умирать. Ни у тебя, ни у меня нет права решать, но так уж вышло, что решать придётся именно нам, Тим. Я слушаю тебя. Что ты ответишь? Да или нет?
– Да, – сказал я, глядя в глаза своему учителю. Слёзы текли по моим щекам.
И пришёл рассвет…
…
Пришёл рассвет. Кити не плакала. Мы долго сидели над телом Тео, которое покинула жизнь, и она беспомощно повторяла: "Как же так, Тим? Как такое может?.. Как?".
Потом мы пошли домой. Ну куда нам ещё было идти?
А, нет. Сначала мы похоронили Тео под развалинами беломраморного храма. Надеюсь, что существо, чьей сутью были любовь и счастье, гордится таким соседством.
Не сразу, сказал мастер Хал. Мана будет прибывать медленно. Не меньше ста лет потребуется для того, чтобы ожила земля – но она оживёт.
Мне казалось, что вся зола и пепел с пустошей сейчас в моём сердце. Я не мог смотреть на Кити.
А Кити не плакала.
Мастер Хал ушёл ночью – сказал, что ему хватит сил, чтобы быть дома тем же утром. Я не стал спрашивать, откуда взялись эти силы. Я и сам чувствовал прилив маны – и изо всех сил старался не ненавидеть себя за это.
…
Мы заблудились. Моя вина – я постоянно забывал смотреть на компас, а Кити вообще было всё равно, куда идти. Просто утром солнце встало в неположенном месте: выходило, что восток там, а мы идём не на запад, а на юг, даже на юго-восток. Мы свернули, как нам казалось, туда, куда нужно.
Лицо Кити стало сереть на третий день пути. Дно океана ещё долго будет заполняться водой, а пока что двум сумасшедшим рыбам нечем дышать. Я чувствовал сухость во рту и звон в ушах.
Следующим утром солнце опять взошло в неположенном месте.
Я шёл и думал о том, что я никогда не расскажу Кити. Никогда. И никому никогда не расскажу. Эта тайна останется между мной и мастером Халом – словно детские, смешные тайны исповедей.
А Кити так и не плакала.
Мы вышли к берегу моря. Я не знаю, как, но мы к нему вышли. Теперь заблудиться стало невозможно – деревня была на западе. И мы пошли на запад, под рокот мёртвых волн. Вот только рокот больше не нёс обречённости. Или это мне так казалось?
Холм, поросший травой, я увидел издалека. Тот самый холм, с которого мы ушли неделю назад. Всего неделю.
На его вершине качала листьями яблоня выше моего роста.
На том самом месте, где я закопал огрызок с семечками.
И только тогда Кити заплакала.
Мастера Хала я нашёл в кухне: он сидел, сплетя руки и опустив на них голову. Я остановился в дверях – уж очень странно он выглядел. Но он сам заметил меня, и сделал приглашающий жест.
– Тим, – сказал он мне, рассеянно глядя в окно. – Как продвигается твоё изучение моей библиотеки?
– Более или менее, – ответил я, – а что?
– Ты можешь себе представить, сколько людей жило в том мире?
– Миллионы, – сказал я. – Впрочем, вы правы, мастер, представить этого я не в силах. В нашей деревне не больше четырёхсот человек, всех я знаю в лицо и почти всех – по имени. Мне не вообразить и сотни тысяч.
– Миллионы, – повторил он, болезненно кривясь. – Тим, а я-то думал, что преодолел на сегодняшний день все мыслимые и немыслимые соблазны. Решение кажется очевидным, но вот беда…
Мастер Хал рассмеялся, а я смотрел на него с возрастающей тревогой. Уж не пьян ли он?
Но тут он посмотрел на меня и мгновенно стал прежним собой.
– Что случилось, Тим?
Я рассказал ему – в конце концов, я ведь не давал Кити слова хранить тайну.
– Им есть куда идти, мастер? – спросил я с отчаянием, – Хоть куда-нибудь?
Он покачал головой, опять впадая в рассеянную задумчивость.
– Я... не знаю, Тим. Я не знаю. Но одних их отпускать нельзя. Подожди, дай мне немного времени. Надо решить, что делать.
Думал мастер Хал не меньше получаса: тени от ножек стола протянулись к углу кухни.
Я вздрогнул, когда он наконец поднял голову.
– Ты пойдёшь с ними, Тим.
…
– Я пойду с вами, Кити. У мастера Хала есть пара старых карт, и с их помощью мы попробуем найти несколько мест, которые в принципе могли сохраниться, и где люди способны выжить. Даже если эти места были пусты триста лет назад – сейчас там может быть жизнь.
(Нет худа без добра, Тим, – сказал мастер, – вот ты и проверишь, не накопили ли старые источники за истекшие годы хоть сколько-нибудь жизненных сил. Я-то всё собирался, но никак не мог оставить нашу деревню…)
На удивление, Кити не спорила. Тео так и вовсе, шумно обрадовался, долго хлопал меня по плечу и говорил, что знал, что на меня можно положиться. Мы долго рассматривали старые, истёртые бумаги, сталкиваясь при этом лбами. Маршрут был прост: на юго-восток, вдоль берега моря, до края залива. Там стоял первый крест – возможная цель нашего пути. Потом, если там пусто – круто на север, с ориентирами будет похуже, но мы должны справиться. Потом, если и вторая цель мертва, мы повернём на запад, и вернёмся в деревню.
Мы с Тео отправимся, не таясь, по заданию мастера Хала и с разрешения нашего деревенского старосты. Кити сбежит из дома, но, в случае нашего возвращения, у них с Тео будет шанс: мастер Хал поговорит с её родителями.
Кроме карт, у меня было ещё кое-что: шар мутного белого стекла, который следовало, по словам мастера, использовать при необходимости. Там находился заботливо собранный по крохам запас энергии, приберегаемый моим учителем на самый крайний случай. Этого запаса должно было хватить на пару серьёзных магических воздействий. Кити и Тео я, разумеется, об этом не сказал ни слова.
Мы вышли на рассвете, Тео и я. Нас провожало на удивление много народу, и староста даже сказал что-то вроде речи о двух смельчаках, шагающих в неведомое. Мама плакала. Впрочем, я вернусь в любом случае. Тео смотрел на свою маму (она тоже плакала) с тоской – ведь он мог и не вернуться.
За гребнем холма к нам присоединилась Кити.
Что можно сказать о дороге по выжженной земле? Она скучна, трудна и кажется бесконечной. Жирный пепел покрыл нас с ног до головы в первые же часы пути. Здесь даже дожди не шли. Небо, белёсо-голубое, выцветшее, накрывало пустыню, где вместо песка были зола и пепел, словно опрокинутая чашка – тарелку. И мы тащились по этой тарелке, словно три глупые мухи.
Тео шутил и смеялся, пока не выдохся, а когда он выдохся, шутить начал я. Кити держалась молодцом и прилежно смеялась нашим шуткам.
Потом солнце пересекло чашку неба с востока на запад и утонуло за горизонтом, а мы повалились спать, проглотив что-то из наших мешков.
Потом был ещё один день – он отличался от предыдущего только тем, что в полдень мы дошли до моря и повернули на восток. Море было таким же мёртвым, как суша. Серо-зелёная вода мерно билась в изрезанную щелями землю. У берега копоти не было – её смыли приливы и шторма. Спекшаяся, стеклисто-чёрная поверхность сияла под солнцем.
Идти по такой земле было немного легче. Совсем немного. Шум мёртвых волн сводил с ума, и мы трещали без умолку. Загадывали друг другу загадки, спели все известные нам песни и на ходу сочинили парочку новых. Зелёные глаза Кити сияли, и я с удивлением поймал себя на том, что почти счастлив.
Ночь мы провели почти без сна: спать под шорох моря было невозможно. Трудно объяснить, что в нём было такого, но он не имел ничего общего с пением живого моря, которое рождается при его соприкосновении с живой землёй. Это был словно голос самой смерти, и мы, не сговариваясь, поднялись и отправились в путь задолго до рассвета.
– Я так рада, что ты здесь с нами, Тим, – сказала мне Кити после того, как мы тронулись. Перед словами "с нами" она сделала маленькую паузу. Совсем незаметную. Так, словно хотела сказать "со мной".
Тео шёл далеко впереди.
В моей сумке нашлось яблоко, чуть сморщившееся от долгого пути. Я надкусил его и передал ей. Она заулыбалась, широко, как в детстве, откусила и вернула мне. Мы передавали яблоко друг другу до тех пор, пока от него не остался маленький огрызок, который я не смог выбросить – сунул в карман куртки.
…
Мы стояли на том месте, которое было обозначено на карте крестом. Здесь был холм, похожий на холм мастера Хала – просто земля, поросшая травой. Над травой кружились мухи. Из-под холма пробивался родник, и утекал куда-то к морю, теряясь в мёртвой пустоши. Ни кустов. Ни птиц. Пятачок жизни в стране смерти.
Хорошее место для того, чтобы передохнуть – но оставаться жить тут было нельзя. Здешней земли не хватит даже на то, чтобы вспахать поле.
Мы разбрелись по этому холмику в разные стороны – даже просто походить по траве было приятно. Я лёг, раскинув руки, глядя в небо – кажется, оно тут было не таким белёсым, как везде.
Потом мы устроились на ночлег. Разжечь костёр было здесь не из чего, и есть было нечего, кроме того, что мы принесли с собой. Зато хоть можно было вдосталь напиться.
Ночью я проснулся от всхлипываний – Кити плакала, закрыв руками лицо.
Утром мы собрались идти дальше. Перед уходом я посадил яблочный огрызок в ямку и тщательно полил его. Может, ещё через триста лет…
До следующего креста на карте было не больше трёх дней пути. Но теперь моя уверенность в наших силах серьёзно пошатнулась. Да, жизнь возрождалась. Но что это была за жизнь! Родники, бьющие со дна океана, могут помочь паре стаек рыб существовать в глубоких впадинах, но за пределами этих впадин океан остаётся высохшим.
И мы были сейчас тремя сумасшедшими рыбами, пересекающими высохшее океанское дно. Если Кити и Тео не знали, отчего им так трудно, то я – знал. Я чувствовал, как ветер пустошей с каждым шагом сдирает с меня мой кокон. Кожа высыхала, глаза слезились. В ушах исподволь нарастал тонкий, комариный звон.
Тем вечером я отошёл подальше от места ночёвки, и связался с мастером Халом. На нашем холме, в нашем доме, мы с ним не один раз проделывали это: маны на сеанс связи для двух неплохих магов требовалось не так много, и она быстро восстанавливалась – дрожащие руки и полдня головной боли не в счёт. Здесь же я взял немного накопленного запаса из шара – не больше одной пятой. Как и было условлено. Второй раз я должен буду связаться из второй цели нашего путешествия. Третьего раза не будет.
– Берегите девочку, – выслушав меня, сказал мастер. – Ей гораздо труднее, чем вам с Тео, она слабенький маг.
Утром я отвёл Тео в сторону и велел ему присматривать за Кити. Мне хотелось стукнуть самого себя по голове – как я раньше не догадался. Кити похудела и осунулась, больше не пела, и нам с Тео с трудом удавалось уговорить её хотя бы выпить воды.
Но мы шли. Следующей ночью Тео стонал во сне, выкрикивая незнакомые слова странного языка, а Кити опять плакала.
Но мы шли.
…
Здесь было больше места – гораздо больше. И были деревья. И птицы. Груда камней, удивительно светлого, белого цвета, когда-то была величественным зданием с колоннами. Мрамор – всплыло слово из прочитанных книг. Это же мрамор.
Здесь легко дышалось, и серым щекам Кити на глазах возвращалась краска.
Ни одного животного, ни одного человека. Ну и что с того? Тут тек глубокий ручей, почти река – на ней можно поставить мельницу. Сюда можно будет со временем уговорить переселиться с десяток молодых семей из нашей деревни – и деревень будет две.
Две соседних лужи на дне океана? – сказал в моей голове голос мастера Хала. Я отмахнулся – не хотелось омрачать радость находки.
Вечером мы жгли костёр, и Тео смотрел на Кити долгим взглядом, и в этом взгляде читалось новое чувство, которого не было прежде. Чувство собственности.
Я отошёл, и, взяв в ладони шар, мысленно позвал мастера Хала. Я сказал ему, что Кити и Тео остаются, а я завтра отправляюсь домой.
Радость в моей душе скукожилась и умерла – наверное, я всю её оставил у костра, трещавшего за спиной.
Ответ мастера был коротким и донельзя меня озадачившим:
– Положи шар на землю и отойди на десять шагов.
Я послушался. С минуту ничего не происходило, а потом шар с мягким треском раскрылся, как цветок, и вспыхнул так, что я на секунду ослеп.
От костра донёсся смех – они ничего не заметили, может, смотрели в другую сторону, а может, вспышка показалась яркой только для моих привыкших к темноте глаз.
Когда я проморгался, я увидел, что мастер стоит передо мной. Очень бледный, но – здесь, передо мной.
И я понял, что сейчас он скажет что-то, что во второй раз перевернёт мой мир. Потому что выпить до дна весь запас маны из матового шара и израсходовать до опасного предела свой собственный только для того, чтобы пожелать ребятам, Кити и Тео, счастья – мастер Хал не мог.
Но он сказал всего лишь:
– Пойдём, погуляем, Тим.
– Они заметят, что меня долго нет, – возразил я.
Мастер, не поворачиваясь к костру, повёл ладонью. Голос Тео оборвался. Я вздрогнул.
– Они уснули, – пояснил мастер. – Их просто сморило: долгий и утомительный выдался день.
Он привёл меня к мраморным развалинам, и присел на одну из поваленных колонн, жестом указав на вторую. Несколько минут мы молчали. Я слушал тишину – живую тишину, впервые за столько дней. Плеск воды. Шелест листьев и перекликающихся птиц.
– Здесь был храм, Тим, – неожиданно сказал мастер Хал. – Храм существа, суть которого была – творить добро. Храм любви и счастья.
– И что с ним стало? – спросил я.
Мастер пожал плечами.
– Возможно, она умерла в первые же минуты после катастрофы. Возможно, заснула в ожидании более благословенных времён. А может, покинула наш мир.
Я вдохнул побольше воздуху, и как мог спокойно сказал:
– Я слушаю вас, мастер.
Он улыбнулся:
– Тим, мальчик мой... Впервые за триста лет у меня появился настоящий ученик, и вот – не прошло и шести лет, как он завершает своё обучение. Потому что сегодня я буду говорить с тобой, как с равным. Мне нужен совет, а, кроме тебя, советоваться мне не с кем.
Я не узнавал его – я привык к нему другому, уравновешенному и спокойному. Мудрому. Всезнающему.
– Сейчас у костра в пяти десятках шагов от нас сидят твоя любимая девушка (я даже не вздрогнул – можно подумать, я не знал, что он видит меня насквозь), и твой лучший друг. Твой единственный друг. А ещё у этого костра сидит шанс для всех нас. Шанс возрождения этого мира, Тим.
Я задохнулся. Я ещё не понимал, но уже чувствовал, что сейчас будет сказано непоправимое.
– У Тео, – голос мастера звучал с нежностью,– редкий дар. Редчайший. Не мне и не тебе чета, Тим! Родись он в моё время – он бы потрясал континентами. Впрочем, очень многие из жителей нашей несчастной деревушки за пояс бы заткнули величайших магов умершего мира. Естественный отбор, ты помнишь? Но важно не это… Важно то, что Тео может закрыть дыру в мироздании. Прореху, сквозь которую вытекают последние капли маны. Заткнуть. Более того, стать новым источником жизненной силы. Ты понимаешь, Тим?
– Как? – спросил я. Мысли путались.
– Не так уж важно, как, – сказал он. – Способ довольно прост. Имея источник такой силы, и – он на миг задумался, подбирая слово, – характера, зарастить прореху немногим сложнее, чем зашить штаны. Оживить не пару акров, как смог бы ты, Тим, и не двадцать, что под силу мне. Весь мир.
Теперь я понял, да. Всё и сразу.
– Ценой его жизни, да, мастер?
– Ценой его жизни, Тим. Всего-навсего. Согласись, это просто грош в сравнении с жизнью целого мира.
Я обхватил голову руками.
Кити.
Мир, полный магии и света.
Кити.
Тео.
Океан, заполненный водой до краёв.
Кити.
– Дай мне совет, Тим!
Я заплакал. Это нечестно, так нельзя. Это просто нечестно. Если бы он предложил мне отдать мою жизнь! Ну, чего она стоит сейчас? Но Тео...
Сказать ему? Заставить выбирать?
Я знал, что он согласится. Пусть не сразу – ведь ему надо столько объяснять, про магию и ману, про войну и дыру в мироздании… Но он согласился бы...
Как согласился бы я.
– Это… больно? – спросил я, чувствуя, насколько глупо и беспомощно звучит этот вопрос.
– Нет, – сказал мастер. – Совсем нет. Его даже не нужно будет будить: я могу начать всё прямо сейчас, пока он спит.
– И он не узнает? – мне хотелось кричать, но я почти шептал.
– По-моему, так будет лучше, – ещё тише, чем я, ответил мастер. – Тебе не кажется, что умереть во сне, не зная, что умираешь… проще, чем отдать жизнь за мир, в котором тебя не будет?
– Вы всё… всё рассчитали заранее, – сказал я почти с ненавистью.
Мастер Хал повернулся ко мне и взял меня за плечи.
– Именно так, – сказал он. – Но. Если ты сейчас скажешь мне «нет», ничего не произойдёт. Мы с тобой немедленно отправимся назад, твои друзья будут счастливы, а наш мир продолжит медленно умирать. Ни у тебя, ни у меня нет права решать, но так уж вышло, что решать придётся именно нам, Тим. Я слушаю тебя. Что ты ответишь? Да или нет?
– Да, – сказал я, глядя в глаза своему учителю. Слёзы текли по моим щекам.
И пришёл рассвет…
…
Пришёл рассвет. Кити не плакала. Мы долго сидели над телом Тео, которое покинула жизнь, и она беспомощно повторяла: "Как же так, Тим? Как такое может?.. Как?".
Потом мы пошли домой. Ну куда нам ещё было идти?
А, нет. Сначала мы похоронили Тео под развалинами беломраморного храма. Надеюсь, что существо, чьей сутью были любовь и счастье, гордится таким соседством.
Не сразу, сказал мастер Хал. Мана будет прибывать медленно. Не меньше ста лет потребуется для того, чтобы ожила земля – но она оживёт.
Мне казалось, что вся зола и пепел с пустошей сейчас в моём сердце. Я не мог смотреть на Кити.
А Кити не плакала.
Мастер Хал ушёл ночью – сказал, что ему хватит сил, чтобы быть дома тем же утром. Я не стал спрашивать, откуда взялись эти силы. Я и сам чувствовал прилив маны – и изо всех сил старался не ненавидеть себя за это.
…
Мы заблудились. Моя вина – я постоянно забывал смотреть на компас, а Кити вообще было всё равно, куда идти. Просто утром солнце встало в неположенном месте: выходило, что восток там, а мы идём не на запад, а на юг, даже на юго-восток. Мы свернули, как нам казалось, туда, куда нужно.
Лицо Кити стало сереть на третий день пути. Дно океана ещё долго будет заполняться водой, а пока что двум сумасшедшим рыбам нечем дышать. Я чувствовал сухость во рту и звон в ушах.
Следующим утром солнце опять взошло в неположенном месте.
Я шёл и думал о том, что я никогда не расскажу Кити. Никогда. И никому никогда не расскажу. Эта тайна останется между мной и мастером Халом – словно детские, смешные тайны исповедей.
А Кити так и не плакала.
Мы вышли к берегу моря. Я не знаю, как, но мы к нему вышли. Теперь заблудиться стало невозможно – деревня была на западе. И мы пошли на запад, под рокот мёртвых волн. Вот только рокот больше не нёс обречённости. Или это мне так казалось?
Холм, поросший травой, я увидел издалека. Тот самый холм, с которого мы ушли неделю назад. Всего неделю.
На его вершине качала листьями яблоня выше моего роста.
На том самом месте, где я закопал огрызок с семечками.
И только тогда Кити заплакала.
